В своём тщательном исследовании граф Гоблет д’Альвиелла («La Migration des Symboles», с. 3) разбирает вопрос о древнейшем доисторическом появлении свастики на Востоке, прежде, чем мы находим её в древней Трое. Из этого центра, по его мнению, в эпоху бронзы свастика распространилась на археологические культуры Северной Италии. Всё это происходило ранее XIII века до н. э., до троянских войн. Из Трои символ разошёлся на запад и на восток, на востоке — в Ликию и на Кавказ, на запад — в микенскую Грецию, сперва на керамике, а когда появились монеты — то и на монетах. Из Греции он также распространился на запад и на восток — на востоке в Малую Азию, на западе — во Фракию и Македонию. Из италийской «террамары» он в эпоху Вилланова проникает в Этрурию и греческие колонии, в Сицилию, Галлию, Британию, Германию, Скандинавию, что должно было иметь место до II века до н. э. На запад от Малой Азии свастика разошлась в Северную Африку и в Рим, где она представлена в катакомбах, на восток — в Индию, Иран, Китай, Тибет и Японию.
Я не хочу состязаться в учёности с графом и не собираюсь оспаривать правильность и полноту предлагаемой им концепции. Более того, я считаю её умозрительной и недоказуемой реальными фактами. По-моему, всё, чем она располагает, — это видимость убедительности. Её автор едва ли сможет доказать отдельные пункты своей концепции цепью непрерывных изображений свастики на алтарях, статуях богов, церковных облачениях, погребальных урнах — то есть там, где свастика играла роль не простого орнамента, а религиозного символа. Наоборот, её скорее использовали на мелких и неприметных деталях повседневной жизни — предметах домашнего обихода, оружии, платье, застёжках и брошках, на керамике. Впрочем, если мы разделяем теорию о том, что свастика была чем-то вроде талисмана или оберега, то это вполне объяснимо, — если только она действительно была благословляющим символом, предвестником удачи, успеха — скорее, она была именно этим, а не религиозным символом.
На с. 93 своей работы д’Альвиелла оспаривает положение, что свастика была известна всем индоевропейцам, кроме иранцев. Это исключение он объясняет тем, что в прочих областях свастика значила солнце или солярного бога, тогда как персидские солнцепоклонники имели другие символы для своего божества — например, анкх и крылатый шар. На с. 107 он приходит к заключению, что существовало две области, где были популярны различные солярные символы — границей между ними была линия, проходящая через Персию, Кипр, Родос, Малую Азию и Ливию. Первая область была зоной греческого влияния, где свастика была солярным символом, вторая область была зоной влияния Египта, включая в себя и Месопотамию, где более распространены были анкх и крылатый шар.
Профессор Сойс в предисловии к «Ilios» (с. XXI) пишет: «Этот символ, как хорошо известно, встречается на древней кипрской керамике так же, как и на доисторических древностях Афин и Микен, но он был абсолютно неведом вавилонянам, ассирийцам, финикийцам, египтянам, евреям. Таким образом, он, скорее всего, зародился в Европе и распространялся на восток через Малую Азию или же на запад от земель хеттов. Последнее более вероятно, но, так это или нет, присутствие символа в Ахайе обозначает определённую эру влияния дофиникийской культуры».
Доктор Шлиман («Ilios», с. 352) сообщает, что «преподобный У. Браун Keep бесчисленное количество раз наблюдал свастику в древнейших индуистских храмах, особенно принадлежащих секте джайнов».
Макс Мюллер цитирует следующий абзац из профессора Сойса (там же, с. 353): «Мне понятно, что знак, обнаруженный в Гиссарлыке, идентичен тому, что найден в Микенах и Афинах, так же, как и на доисторической кипрской керамике (Di Cesnola, «Cyprus», табл. 44, 47), ибо общая художественная природа предметов, с которыми этот знак ассоциируется на Кипре и в Греции, совпадает с тем, что мы видим в Трое. Кипрская ваза, изображённая на таблице 45 у Ди Чеснолы [рис. 156 нашей книги], на которой свастика отождествлена с зооморфной фигурой, представляет поразительную аналогию троянским веретёнам, где свастика переходит в фигурки оленей. Тот факт, что она нанесена на лобке свинцовой фигурки азиатской богини [рис. 125 нашей книги] наводит на мысль, что она была прокреативным символом».
Граф Гоблет д’Альвиелла («La Migration des Symboles», с. 43), цитируя Альбера Дюмонта («Peintures céramiques de la Grèce propre», том I, табл. 15, рис. 17) и Перро и Шиньеза (Perrot et Chiniez, «Histoire de l’art dans l’antiquité», том III, рис. 513, 515, 518), пишет: «Свастика появляется в Греции, равно как и на Кипре и Родосе, сперва на керамике с геометрическим узором, которая относится к так называемому второму периоду греческой керамики. Из второго она наследуется в позднейшие периоды, где украшение становится более изощрённым, что совпадает с началом финикийского влияния на Элладу».
Доктор Онефальш-Рихтер в статье о свастике на Кипре («Bull. Soc. d’Anthrop.» от 6 декабря 1888 г., с. 669, 679–680) высказывает мнение, что финикийские переселенцы или торговцы, доплывавшие даже до далёких восточных берегов по Персидскому заливу, «экспортировали» оттуда знак свастики в Малую Азию и Кипр, или, возможно, другие народы занесли её в Среднюю Азию, Малую Азию и Трою, а впоследствии она попала на Кипр, в Карфаген и в Северную Африку.
Профессор Гудъеар («Grammar of the Lotus», с. 348 и сл.) утверждает:
«Истинной родиной свастики является греческий геометрический стиль, как ясно любому, кто займётся рассмотрением вопроса о происхождении этого стиля. В поисках прародины этого стиля мы должны посмотреть, где он встречается в наиболее очевидной и незавуалированной форме. Греческие геометрические вазы являются единственными памятниками, где свастика изображается на поверхностях, специально предназначенных для неё. Не существует других предметов, где свастика изображалась бы в масштабе до половины высоты сосуда. Обычно же в глубокой древности свастика не превосходила трети дюйма в диаметре. В греческой же геометрической керамике этот символ может достигать в диаметре 2–3 дюймов, либо быть во множестве рассеянным в качестве фонового элемента, который характеризует свастику в других стилях.