Впрочем, жрецам новой религии было легко подобрать объяснение такому положению дел — например, когда выяснилось, что митраисты, приверженцы иранской языческой религии, имеют традицию причащения, очень близкую к христианской, то попы без зазрения совести заявили, что это Сатана нарочно извратил священный христианский обряд среди язычников, чтобы надсмеяться над ним. Марк Минуций Феликс, живший около 180 года нашей эры, естественно, писал: «Ибо мы не почитаем кресты, и другим не советуем! Вы, поклонники деревянных богов, ставите им деревянные кресты, плоть и кровь ваших идолов! Ибо и полевые значки, штандарты и знамёна — что они, если не позолоченные и приукрашенные кресты?!»
Под полевыми знамёнами понимались римские войсковые штандарты в виде орла на длинном шесте, надписанного буквами SPQR — латинской аббревиатуры «сенат и римский народ». Эти знамёна считались священными для солдат и тщательно оберегались в бою — именно от них пошла практика иметь при каждой части боевое знамя и беречь его как зеницу ока. Косвенно это опять-таки доказывает, что в своё время Минуций Феликс знал лишь «тауобразные» кресты — именно в это время в римских катакомбах свастика численно преобладает над крестом, а в качестве христианских используются в основном другие эмблемы — например, агнец или рыбы.
Предвестником христианского крестопочитания является место в апокрифическом «Послании Вараввы» (гл. 12), где говорится, что огненный Змий должен пострадать на кресте, который должен был быть поднят над головами.
Этот апокрифический памятник достаточно ранний, он относится к I веку н. э. Мы не будем вдаваться в сложный вопрос о семантике образов Змия и Дракона в библейской литературе, упомянем только, что в период после плена с образом Змия среди иудеев стало принято отождествлять Сатану, вера в которого распространялась из Персии. В этом ключе мы должны прочитывать и видение о Звере и Жене в Апокалипсисе Иоанна. Змий, обвивающий крест, является, возможно, иудеохристианской интерпретацией мотива змия, обвивающего посох, частого в древнееврейской литературе, — что, на наш взгляд, является дополнительным аргументом в пользу происхождения дохристианского креста от крещатого посоха. Когда первоначальная символика Змия раздвоилась (Змий эдемского сада, но и Змий — символ мудрости, как в книге Премудрости Соломона), медный Змий, которому поклонялись иудеи в пустыне, стал восприниматься как символ сходящего с неба огня, т. е. молнии — после же окончательной победы христианства была сделана попытка переосмыслить образ Змия как символ слова божия (иначе «слово божие» символизировалось молнией, либо «небесным огнём» — знак вроде рисунка пылающего костра, и, наконец, Солнцем). Раннехристианские писатели сравнивали Христа, висящего на кресте, с иудейским семисвечником, поскольку он — «свет миру». Здесь, как мы видим, крест, порою со вписанным в него солнечным кругом (рис. 55) является аналогом свастики, которой, как мы знаем, у семитов не было. Медный Змий (Числа 21:8–9) в Средние века считался аллегористами прообразом имевшего место распятия на Голгофе.
Основанием всякой крестовой символики Моурант Брок, автор одной из просмотренных нами книг по истории креста, считает связь креста с огнём и светом. Индуисты-брахманы во время некоторых церемоний своей религии держали перед собранием горящий крест. Говорят, что пылающий крест ку-клукс-клановцев восходит к негритянским колдовским церемониям.
Традиция крестопочитания восходит лишь ко времени императора Константина, правившего Империей в IV веке. Был нужен какой-нибудь значительный повод для возведения креста в ранг официального символа, каковой цели послужила следующая легенда. Императрица Елена, деятельная супруга Константина, задалась целью обнаружить крест Христов, для чего в Палестину была отослана специальная экспедиция. В результате раскопок было обнаружено три креста, два из которых, предположительно, принадлежали разбойникам, а третий — Христу. Вопрос идентификации реликвии был оперативно разрешён прикладыванием всех трех крестов по очереди к болящему и покойнику, при этом от одного из них болящий якобы исцелился, а покойник ожил. Тогда участники экспедиции торжественно подняли искомый крест над головами, т. е. «воздвигли» его, в память какового события христианская Церковь затем установила праздник Крестовоздвиженья. Чудотворный же крест был тут же на месте разломан на куски, которые были разосланы по разным городам и стали христианскими реликвиями.
Заказной характер этой легенды, шитой белыми нитками, виден невооружённым глазом. Дерево могло сохраниться где-нибудь в недрах Иудейской пустыни или в пещерах у Мёртвого моря — но не в орошаемой долине Иордана, где, как известно, расположен Иерусалим, в окрестностях которого и совершилось распятие. Если же кто из верующих возразит, что это неисповедимой силой божией крест уцелел, тогда возникает вопрос, зачем этой таинственной силе нужно было сохранять два других креста. Кроме того, если бы там сохранялись все кресты, на которых кто-то когда-то кого-то повесил — как например, римляне участников восстания Бар Кохбы через сотню лет после Иисуса, а они-то должны бы, по сути дела, сохраниться ещё лучше, — то, мы думаем, у участников экспедиции был бы большой выбор, если бы, конечно, местное население этих безлесных районов, не дожидаясь, пока пройдут три века, не пустило бы «святыни» на топливо. Для нас эта ситуация так же невероятна, как, например, массовое обнаружение деревянных крестов, установленных в 1775 году над могилами жертв чумы на Ваганьковском кладбище, — каждый посещавший сельское кладбище знает, что сколь бы фундаментален не был деревянный крест, максимум лет через сорок он подломится и упадёт.